У писателей подарок, сделанный своими руками, это подарок, сделанный "вот этими маленькими ручками")) Спасибо, Арт ✨ Лови, Елена :)
С наступившим!
Девочки
— Девочки, еще по одной?
Толстостенная бутылка зеленого стекла взмыла над столом и, сделав круг над пирожными со взбитыми сливками и малиной, плавно наклонилась, наполняя бокалы. Шипучее розоватое вино забурлило, играя в свете свечей. Три огонька горели ровно, чистый белый воск стекал плавно и словно бы нехотя. Как будто не было ему никакого дела до всей этой предновогодней суеты и спешки.
Время за столом застыло.
— Как холодец, — сказала хозяйка, ни к кому не обращаясь.
Две ее гостьи только кивнули, продолжая потягивать вино и вяло ковырять изящными вилочками пирожные.
— Обидно… — заметила хозяйка, поглядывая на сестер.
— Мар, ну хватит уже! – Леля залпом допила вино, поперхнулась и закашлялась.
— А что? – Мара подняла на сестру растерянный взгляд.
— Что-что, — подала голос Жива, младшая из сестричек, — пора уже что-то менять.
— Сколько можно терпеть? – Леля наконец справилась с кашлем и снова наполнила бокал.
— Ты бы не увлекалась, сестричка, — Мара строго посмотрела на сестру, — праздник праздником, но напиваться-то зачем? Ты ж с детьми все-таки работаешь, меру-то знай.
— И что? Там, — она неопределенно махнула рукой куда-то в сторону темного окна, выходящего на шумный проспект, — и без меня справляются очень даже неплохо. Эко-шмыко, доулы-фигоулы и все в таком роде.
— Да какой там Род, мила-а-я-я-я, — поддержала сестру Жива. – Кто помнит своего прадедушку-белогвардейца – уже, считай, победитель. Нет, вы посмотрите на них! Раньше к кому шли, чтобы здравствовать да пожить подольше? Во-о-о-от! Ко мне шли. А сейчас? Все у них теперь такое качественное-качественное, особенно жизнь. Пенсионный возраст подняли аж!
— Мдя… — Мара посмотрела в опустевший бокал и запустила бутылку в очередной полет над столом. – В смысле, мля-я-я-я…
Время в комнате застыло, как холодец.
— Без горчицы и хрена, сплошной желатин из пакетика, — помолчав, выдала хозяйка.
— Нет, ну пусть у них, у людей, теперь все и без нас с Живой получается, — возмущенно начала Леля, — но без тебя, Мар!? Как они без тебя-то обходятся?
— А никак… — Мара меланхолично разглядывала пузырьки в бокале. – Был у них путь за реку Смородину через Калинов мост к многим мерам со мной за руку подальше от того, что они смертью зовут. Был — да сплыл. Кончилась Морена. Была, да вся вышла. Теперь так пусть. Как есть. Нам с вами – тоска до полного отвращения к игристым винам. Им – три их измерения и никаких богов.
— И что, никакой надежды?
— Ну… Надежда на то, что отечественная винодельческая промышленность все же научится делать хоть что-то приличное – умирает в муках.
— Марена, а ты серьезно можешь разговаривать? – Жива отодвинула от сестры бокал. – Мы что-то делать будем? Или продолжим упиваться до беспамятства непонятным розовым чем-то? Сколько лет это будет продолжаться? Серп свой когда в последний раз видела? Ты богиня или где?
— А вот это неправильный вопрос. Не «где», дорогая моя сестрица. А «когда». Когда я богиня? Когда мы с вами богини? – Мара решительно придвинула свой бокал обратно. – Легко быть великой и ужасной, когда все только и делают, что поклоняются направо и налево богам мелким и покрупнее, жертвы несут, ритуалы и праздники справляют, чтят Род от Начала и знают, что за предателями и отступниками всегда придет старшая из сестер. И что нить судьбы обрывается, — Мара критически осмотрела свой изящный маникюр, удовлетворенно кивнула и продолжила, — вот этими маленькими ручками.
— Было неплохо, да… Было… — протянула Леля.
— Значит, ничего не изменить? – Жива грустно-грустно посмотрела на старшую сестру.
— Ну отчего же… — чуть улыбнулась Марена.
А потом достала из-за пояска вечернего платья небольшой, почти игрушечный серп и раскромсала кремовое пирожное. Свечи вспыхнули и заплакали гарью. Малина пустила сок. И он заструился по белоснежным сливкам, закапал на скатерть.
И дальше-дальше, через край, на пол, под высоченные каблуки лаковых туфель. Багровые струйки понеслись куда-то к темному окну, выходящему на шумный проспект. Снег стал розовым, оранжевое от фонарей небо потемнело до черноты.
Время на земле антов застыло, как крепкий холодец у доброй хозяйки — намертво. Для женской обиды — срока годности нет.
А для обиды богини – нет и времени.
